Волшебники наблюдали, как мы смешивали эти компоненты в помещенную между ними чашу, затем делим содержимое на две половины, затем раскладываем это по мешочкам: один для Шуги, другой для Пурпурного.
— Вот так, теперь ни один из вас не сможет проклясть другого, не повредив себе. Любая неприятность, случившаяся с одним, неизбежно повлечет за собой такую же неприятность и для другого. Так что вам лучше следить за благополучием друг друга.
Волшебники продолжали хмуриться.
— Повторяйте за мной, — сказал я. — Повторяйте в унисон, чтобы ваши клятвы звучали, как одна: я... назовите свое полное имя, включая секретные слоги... торжественно клянусь...
— Торжественно клянусь...
— Любить, почитать, лелеять...
— Любить, почитать, лелеять...
— Моего брата-волшебника, как себя самого...
— Моего брата-волшебника, как себя самого...
Я повернулся к Шуге.
— Согласен ли ты, Шуга, выполнять условия клятвы?
Его глаза полыхали от ярости.
Немного погодя я повторил:
— Согласен ли ты, Шуга, выполнять условия этой клятвы?
Он пробормотал что-то.
— Громче, — потребовал я и лягнул его по ноге.
— Да, — резко ответил Шуга.
Гортин нагнулся и надел кольцо на третий палец левой руки Шуги.
Я повернулся к Пурпурному.
— Согласен ли ты, Пурпурный, выполнять условия этой клятвы?
Он проворчал:
— Согласен.
— Прекрасно, — и я надел кольцо на его палец. — Пока вы на этом острове, кольцо на пальце будет напоминать об обязательствах перед твоим братом-волшебником. Постарайтесь выполнять их хорошо. Теперь властью, данной мне, как Главе верхней деревни, властью, которую признал каждый из вас самих, удостоверяя ее фактом своего присутствия здесь, и властью, которую мне доверил Гортин, позволив провести эту церемонию, я объявляю обоих волшебников заключившими перемирие.
После этого они одновременно отпустили руки друг друга и отпрыгнули в сторону, сердито поблескивая глазами. Я нахмурился и ждал. Но не послышалось ни взрывов, ни шипения. Я открыл глаза.
Они все еще стояли на прежних местах, поглядывая друг на друга.
— Благоприятный знак, — пробормотал Гортин. — Они не пытаются разделаться друг с другом.
— М-м, — ответил я.
Пурпурный напрягся и сделал шаг вперед.
— Мое устройство для глаз, — сказал он и протянул руку вперед.
Шуга снял шнурок с линзами и неохотно отдал.
Пурпурный принял их бережно и с благоговением. Подрагивающими руками протер их мягкой тряпочкой и водрузил на нос. Потом поднял на нас глаза.
— Лэнт, Шуга, Гортин... до чего же здорово вас видеть! Я хочу сказать по-настоящему вас видеть!
Он непроизвольно шагнул вперед и вцепился в правую руку Шуги.
— Шуга, благодарю тебя. Я благодарю тебя за заботу о них! — Он улыбался — он на самом деле так думал.
Шуга не мог справиться с удивлением.
Он пробормотал:
— Пожалуйста, — даже не сознавая своих слов. — Теперь мы можем строить летающую машину?
— Да, — засмеялся Пурпурный, — теперь мы сможем построить машину!
Гортин и я переглянулись. Начало было положено. Лишь бы только они отказались от попыток убить друг друга.
Я начинал понимать, что подразумевал старый Франц, когда любил приговаривать:
— Мужчина не может стать Главой, пока не проведет стадо коз через джунгли.
И, действительно, я начал подозревать, что пасти коз занятие более легкое.
Например, оказалось, что это именно я должен организовать строительство летающей лодки. И назначил Орбура и Вилвила своими официальными помощниками и проинструктировал их, чтобы они никогда не оставляли Шугу и Пурпурного вместе одних — ни на какое время, ни под каким предлогом. Мальчишки уныло закивали. Они прекрасно все понимали, но все-таки согласились — им очень хотелось построить летающую лодку. Вот если бы и другие мужчины деревни согласились признать мое старшинство! Я с горечью улыбнулся при этой мысли.
Вот если бы все моря были из пива, то мы все время бы ходили пьяные... С таким же успехом я мог пожелать, чтобы с неба свалилась Луна и разом покончила со всеми проблемами. Ну, а если море превратится в пиво, я всегда мог бы найти надувной пузырь и ухватиться за него...
Хинк и прочие решили остаться, затем они все же задумали переселение. Потом опять решили остаться — после чего обнаружили, что остаться, значит расчищать верхний склон, привести в порядок домашние деревья, построить к тому же гнезда, да и вообще сделать участок пригодным для жилья — и им сразу же захотелось отправиться куда-нибудь подальше. Они готовы были заниматься чем угодно, но только не работать.
Если говорить честно, то лес тут был запущенный, деревья увивали дикие красные лианы, подходы к ним заросли колючим черным кустарником. Повсюду висели иссохшие обломанные ветки и гнезда жалящих пчел. Серая паутина оплела все вокруг, а однажды мы наткнулись на дупло с коршуном-вампиром.
По всей округе деревья казались ухоженными и выглядели приятно, но здесь, именно в этом месте, где мы предполагали поселиться, словно сконцентрировалась вся дикость леса.
Правда, может быть мы всего этого не замечали, пока не принялись за работу. Все страдали от укусов и уколов. Женщины постоянно выглядели изможденными. Мы мужчины, питались плохо — порой хуже, чем во времена переселения, а жили в запущенном хаосе. То, что работа предстоит тяжелая — секретом не было. Даже женщины принимались порой роптать.
Дети же то помогали, то мешали — в зависимости от капризов, но в целом это было прекрасное время.
Шуга появлялся каждое утро и благословив начало рабочего дня, исчезал в своем гнезде и спал до полудня.